Опубликовано Admin - Ср., 13/02/2019 - 03:00
15 февраля — 30 лет вывода советских войск из Афганистана. За минувшие десятилетия оценки пребывания советских войск в Демократической Республике Афганистан не раз менялись. Сейчас тот период все больше сравнивают с недавним пребыванием российских войск в Сирии и выполнением задач по борьбе с международным терроризмом. Впрочем, судите сами. Сегодня мы представляем вам несколько историй новочебоксарцев, участвовавших в тех событиях.
— Созданный в нашем городе в 1985 году совет воинов-интернационалистов первейшей своей задачей назвал помощь семьям погибших воинов, а также тем, кто вернулся из Афганистана раненным или искалеченным, — рассказал председатель общественной организации Сергей Бойков.
— В 1990 году совет преобразован в Союз ветеранов Афганистана, — продолжил он. — Позже в его название было добавлено еще одно слово — “российский”. Среди тех задач, что ставил Союз, появилось увековечивание памяти погибших “афганцев”. В нашем городе на тех домах, где они жили, появились мемориальные доски. На старом кладбище была открыта аллея “афганцев”, сюда были перезахоронены некоторые из ребят. По инициативе нашей общественной организации в Новочебоксарске появилась улица Воинов-интернационалистов.
— Еще одна важная часть работы — патриотическое воспитание подрастающего поколения.
— Да, встречи с учащимися школ, ссузов, воспитанниками детских садов стали непременной частью нашей работы. Кроме того, “афганцы” представлены на каждом военном шествии или параде в нашем городе.
— Какие мероприятия пройдут в Новочебоксарске 15 февраля?
— В 11.00 на аллее Славы и в 13.00 по ул. Воинов-интернационалистов состоятся возложения цветов к памятникам.
В 11.40 в Художественном музее на бульваре Гидростроителей пройдут чествование воинов-афганцев и концерт.
В Афганистане он провел больше двух лет — с декабря 1982-го по февраль 1985 года. Еще до армии прошел обучение в канашской школе ДОСААФ. Был призван в мотострелковые войска, служить довелось механиком-водителем БТР-60 и БТР-70. Именно эти модели бронетранспортеров стоят сегодня на аллее Славы в Новочебоксарске.
“Главное, чем мы занимались в Афганистане, в провинциях Герат и Фарах, — сопровождали грузы в колоннах, — рассказал Александр Петрович. — Часто грузы эти были гражданского назначения. Советский Союз активно помогал Демократической Республике Афганистан: строил дома, электростанции, школы и больницы, дороги... Именно поэтому очень часто этим грузом был цемент.
Помимо грузов Советский Союз направлял специалистов, которые учили местных, делились с ними технологиями, которых в неразвитом Афганистане просто не было. Борцы с советским вторжением, наверное, лишь сейчас стали понимать разницу между американским присутствием и бескорыстной помощью “шурави”, как тогда называли советских военнослужащих и специалистов.
Да, оболваненные антисоветской пропагандой афганские крестьяне нападали на колонны, минировали дороги, и было очень горько терять товарищей. Мой БТР мог находиться в начале, конце или середине колонны, сопровождавшей машины, и порой лишь везение определяло, выживешь ты во время очередной атаки или нет. Но, как позже сообщило командование, наша 5-я гвардейская мотострелковая дивизия свои задачи в Афганистане выполнила”.
После возвращения из армии Александр Кизюков женился, до сих пор работает на “Химпроме” слесарем-ремонтником. У него уже взрослая дочь.
По сути, подразделение, в котором служил Сергей, относилось к пограничным войскам и базировалось по эту сторону границы.
С лета 1979 года обстановка на советско-афганской границе обострилась, поскольку в приграничных районах Афганистана правительственный режим был вытеснен вооруженной оппозицией. Отряды мятежников заняли участки границ напротив застав Пянджского, Хорогского и Московского пограничных отрядов. Провокации следовали одна за другой.
Лишь после того как советские войска вошли в Афганистан, вооруженной оппозиции стало явно не до того, чтобы устраивать вылазки на советскую территорию.
В марте 1987 года группа моджахедов с афганской территории обстреляла районный центр Пяндж на территории Советского Союза. В последовавшей операции “Возмездие” принимал участие и Сергей Солин.
Вот как, по его словам, проходили подобные операции: “Мы в полном боевом снаряжении высаживались из вертолета близ кишлака, в котором, по данным разведки, располагались бандиты. Если по нам открывали огонь, сразу вступали в бой. Если нет, окружали кишлак и предлагали мирным жителям покинуть населенный пункт по специально созданному коридору. Затем начиналась стадия зачистки. Моя специальность — гранатометчик. В целом одна операция занимала от одного дня до недели”.
За время службы Сергей Солин был награжден медалями “За отличие в охране государственной границы” и “За боевые заслуги”. К слову, окончание его службы пришлось на последние дни вывода советских войск из Афганистана. Пограничники, можно сказать, прикрывали их отход. Дома, в Чувашии, Сергей был спустя 8 дней после того, как последний советский солдат покинул землю Афганистана.
После возвращения из армии он женился, сейчас работает на “Химпроме” составителем поездов. Но это уже другая история.
По направлению военкомата он совершил три прыжка с парашютом в Чебоксарском аэроклубе и получил повестку уже в конце весны 1978 года. Как и надеялся, в ВДВ. После прохождения “учебки” был направлен в 150-й полк 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии в качестве механика-водителя боевой машины десанта.
В конце декабря 1979 года его полк неожиданно перебросили в Кабул. Операцию по свержению Хафизуллы Амина проводил спецназ, десантникам достались вспомогательные роли. 28 декабря, на следующий день после проведения первой боевой операции советских войск в Афганистане, Виктор Николаев и его БМД были в числе тех, кто занял территорию дворца и готовился отражать возможные атаки верных правительству Амина подразделений. Двое суток последующего бдения запомнились знакомством со спецназовцами. “На первый взгляд, обычные ребята. Доброжелательные, улыбчивые...” — вспоминает сегодня Виктор Николаевич.
А потом их полк перебросили в провинцию Кунар на границе с Пакистаном. Десантники препятствовали контрабанде оружия и наркотиков. Всякое случалось за последующие месяцы: и подрывы машин на минах, и нападения на колонну советских войск. В одном из таких боев погиб ротный командир Николаева по фамилии Прохор. Прикрывая отход экипажа подбитой машины, ротный сам сел за пулемет оператора-наводчика, чем вызвал вражеский огонь на себя.
Однажды во время ночного рейда БМД Николаева едва не упала в пропасть, зависнув над ней задней частью. “Слышу, где-то далеко внизу вода журчит, — рассказал он. — Я осторожно разбудил свой задремавший экипаж, велел аккуратно выбираться. Потом меня два БТРа выдернули, так что я даже испугаться не успел”.
В целом Виктору Николаеву очень повезло. 1 июня 1980 года он был уже дома. Целый и невредимый. Одна легкая контузия из-за близко разорвавшегося снаряда не в счет. На память же об Афгане ему осталось ощущение настоящего воинского братства и осознание ценности данной нам свыше жизни.
Комментарии
Сергей Тютюнник
Гречка
На двадцать четвертом месяце солдатской службы Колька Константинов твердо постановил себе, что если через три недели не уедет в Союз, то умрет с голоду, но гречку есть больше не станет. Через три недели Кольку Константинова вместе с другими увольняемыми в запас должны были отправить самолетом прямо в Ростов. Об этом донесла глубинная разведка в лице штабного писаря. Офицеры из управления полка специально везли его сотню километров от штаба до заброшенной на дальнюю «точку» батареи, чтобы помог составить списки «дембелей» и оформить документы прощания с армией. «Гадом буду, мужики! Улетите сразу домой. Своими ушами слыхал», – хлопнул себя не по ушам, а по груди писарь, при этом выбив из куртки легкую пыль.
Еще три недели, бесконечных и утомительных, Константинову пришлось запихивать в себя осточертевшую кашу, которую организм, переполненный презрением к гречке, никак не желал пропускать внутрь беспрепятственно. Мало того, будучи поваром, Кольке приходилось кормить этой кашей всю батарею. А значит, выслушивать от ребят ругань и угрозы за однообразный паек. Даже здесь, на дальней точке, в отрыве от полка и высокого начальства, где имелась возможность разнообразить солдатское меню речной рыбой, все равно нельзя было избежать консервов Семипалатинского мясокомбината (опять же с гречневой кашей). Строгий комбат запрещал брать овощи и фрукты у местных афганцев – боялся отравлений. Охотиться на диких джейранов в далекой степи тоже опасались. Овец воровать у чабанов – значило испортить отношения с соседями и нажить новых врагов. Получался продовольственный тупик.
Однажды у костра Колька сказал, что из жести тех консервных банок, из которых за два года службы выела гречку их часть, можно выплавить крейсер.
– Небольшой торпедный катерок бы вышел, – поддержал его тогда старшина.
…Писарь – великая сила. Писарь оказался прав. Самолет шел прямо на Ростов. Партия увольняемых, в которую попал Константинов, уехала вовремя. Солдат не умер с голоду.
Когда Константинов оказался дома, мать долго плакала ему в грудь, и Колька дрожал голосом. Когда мать перестала плакать, а сын перестал дрожать голосом, они посмотрели простенькие афганские гостинцы, и мать захотела Кольку покормить. Она посмотрела на Кольку очень хитро. Она зафиксировала хитрость в мокрых своих глазах и полезла на стул, чтоб достать с антресолей давно приготовленный сюрприз. Она неуклюже рвалась к антресолям на отечных синих своих ногах, и Колька кинулся ей помогать, но мать сказала, что он ничего тут не знает, и опять посмотрела хитро с высоты отекших ног, и Колька стал успокаивать свое сердце.
Мать достала целлофановый мешочек с гречкой, триумфально покрутила им над головой у Кольки и стала слезать со стула, задыхаясь и рассказывая: «У нас в Ростове – как всегда – а тут одна женщина прибегает – говорит, девочки, гречку в магазине видела – ну и я же ж – пока доползла – ничего не досталось – я давай реветь – говорю, сын приезжает из Афганистана – одна женщина – дай ей боже здоровья – со мной поделилась – есть еще добрые люди на свете». Колька зажег глаза восторгом и отстучал ладонями на молодом животе соответствующий «такой» минуте ритм.
Пока гречка разбухала в кастрюле, он в ванной долго мыл руки и умывался холодной водой и оттуда разговаривал, чтоб не слышать запаха каши и наконец-то поплескаться без жизненно важной экономии. Мать пару раз беспокойно заглядывала в ванную и видела, что Колька слишком усердно и долго моет руки и не хочет оттуда выходить. Он был в солдатской зеленой рубашке, и мать задумала подсмотреть за ним, когда он будет мыться весь или когда уснет, чтоб увидеть, какое у сына теперь тело, и по шрамам узнать, был ли он раненый.
Сидя за столом, Колька глядел в тарелку, но видел в ней постаревшую за сто лет одиночества мать. Он запихивал в себя горячую, как песок, кашу, соленую от женских слез после унизительных и злых советских очередей. Он видел в тарелке нищенскую материнскую зарплату и не смог одолеть гречку. Колька икнул, вылетел из-за стола, и каша пошла у него ртом и носом. Он рычал над кухонной раковиной, и мать с черным лицом смотрела в его сухую спину. Колька долго рычал, а когда опорожнил себя, бросился к сидящей без звука матери, уткнулся лицом распухшие колени и заплакал. Она стала гладить его по стриженым волосам онемевшей своей рукой и взялась думать, как бы заманить сына к невропатологу, чтоб тот его посмотрел. «Наверно, контуженый», – решила мать про Кольку, чувствуя раздутыми коленями его мокрый нос.
Журнал "Смена" 1990г.